Интересно отметить отношение великих художников (от слова art — искусство и художественное искусство) к исторической правдивости использованных в их произведении сюжетов.

Два примера актуализируют затронутую тему. «Моцарт и Сальери" Пушкина и картина Репина «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года».

История о якобы зловещей роли Антонио Сальери в судьбе Моцарта просуществовала до сих пор исключительно благодаря собственной нелепости. Любой здравый смысл непременно опровергнет всякие подозрения в адрес Сальери и тотчас определит невероятную их природу, сплошь основанную на слухах и сплетнях, причиной которых явился сам господин Сальери, который по воспоминаниям современников в конце своей жизни, будучи помещён в дом для душевнобольных людей, сам и распускал подобные слухи. Ищите мотив, говорят детективы, расследующие злодеяния. У Сальери никакого мотива устранять Моцарта не было. Более того в 1997 году Миланская консерватория инициировала процесс по обвинению Сальери в убийстве Моцарта. Заслушав свидетелей обвинения и защиты (исследователей жизни и творчества Моцарта и Сальери, а также специалистов-медиков), суд вынес композитору оправдательный приговор «за отсутствием состава преступления».

Пушкин сам придумал мотив преступления для Сальери:

Что пользы, если Моцарт будет жив

И новой высоты ещё достигнет?

Подымет ли он тем искусство? Нет;

Оно падёт опять, как он исчезнет:

Наследника нам не оставит он.

Что пользы в нём? Как некий херувим,

Он несколько занёс нам песен райских,

Чтоб, возмутив бескрылое желанье

В нас, чадах праха, после улететь!

Так улетай же! чем скорей, тем лучше.

Мотив так себе, мало убедительный, тем более, чтобы яд за это подложить. Ну, невероятная история. Чтобы почтенный уважаемый господин травил ядом брата по цеху. Конечно, композиторы при венском дворе конкурировали, но не до такой же степени! Впрочем, есть одна версия. Ее приводит диакон Владимир Василик. Если Моцарт действительно был отравлен, что не исключено, то его убийцами (и клеветниками Сальери) могли явиться масоны, с которыми знался Моцарт и чьи «таинства» и посвящения он безжалостно осмеял и освистал в Волшебной флейте». Отступничества ему могли не простить… А дальше — дело техники. Пустить слух о причастности Сальери, из слуха сделать молву, из молвы — априорную истину. «И вот — общественное мнение». Оно оказалось столь могущественным, что довело Сальери до сумасшествия, в одном из припадков которого он признался в убийстве Моцарта. (В других текстах сообщается, что он бегал по больнице и кричал: «Я погубил Моцарта!»). Все-таки разные вещи: убил и погубил. Сальери, от слова которого зависела, например, сумма гонорара Моцарта, она оказалась вдвое меньше чем сумма его предшественника К.Глюка. Но для общественного мнения большой разницы в нюансах не существует: убил/погубил…С юридической точки зрения ясно, какова цена подобному признанию. Но, увы, ведь всем известно…

Пушкин с его-то проницательностью не имел заблуждений на этот счет, это очевидно из текста. Но, уж случай больно подходящий для исследования темы «Гений и злодейство». Без гения этой идеи не исследовать. А кто же гений, если не Моцарт? Не будь готового для роли злодея Сальери, стоило бы его выдумать. Потому что тема очень волнующая!

Моцарт:

Ах, правда ли, Сальери,

Что Бомарше кого-то отравил?

Сальери:

Не думаю: он слишком был смешон

Для ремесла такого.

Моцарт:

Он же гений,

Как ты да я.

А гений и злодейство —

Две вещи несовместные. Не правда ль?

«Не думаю: он слишком был смешон для ремесла такого» — это ведь не только о Бомарше, но и о Сальери.

Сальери:

Но ужель он прав,

И я не гений?

Гений и злодейство

Две вещи несовместные.

Неправда:

А Бонаротти?

Или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы — и не был

Убийцею создатель Ватикана?

Все эти истории о Микеланджело Буонаротти, который вскрывал трупы, чтобы исследовать строение тела, Бомарше, который, якобы отравил свою первую жену, теперь Сальери,который подкинул яд ненавистному другу. Кстати, выражение «преданный друг», если вдуматься, означает ведь по сути человека, которого предали, передали кому-то другому возможно не раз, а он все равно остается другом, то есть другой «Я». Однако, какая подобралась компания! Для чего это? Да это же исследование, самое что ни на есть и непростым. Выбор темы делает его таковым. Ребенок засунул шпильку в розетку и сразу олучил результат — он исследовал тему электричество. В данном случае исследуется природа гениальности: это светлая Божественная природа или напротив. Вспоминается история о Паганини, современника Пушкина, якобы связанного договором с самим д. По сути это принятая из рук великого Шекспира эстафета исследования природы добра и зла, но не в обычных людях, а гениях.

Вот почему, на мой взгляд, Пушкин откладывает в сторону историческую достоверность истории, и использует ее для своей исследовательской цели. И делает это блистательно. Моцарт говорит Сальери о Бомарше: «ведь он был гений, как ты, да я». Да только эта единственная фраза делает имя Пушкина бессмертным. Гением, по мысли Пушкина, может оказаться тот, кто осознал свою божественную сущность и начал творить смыслы. Это ведь простая мысль, но неочевидная. И как простую теорему он, Пушкин, доказывает, что тот, кто поднял руку на божественное создание, человека, тем более творца, гением быть не может.

Достоевский продолжит исследование темы преступление. Человек, совершивший преступление против Бога, сам изымает себя из Божьего мира. В одноименном фильме Сальери подходит к клавесину после злодейства и пытается играть, то есть высказаться, но клавесин теряет свой чудесный голос и под его пальцами немые клавиши издают шум. Прекрасный образ! Божественная природа покинула человека, который посягнул на божественную природу. Таким образом нам дается информация о том, как взаимодействуют элементы системы «мир». Та же информация содержится в Евангелие. Она дана в заповедях Иисуса Христа и сказано просто: не убей.

Та же информация содержится в Уголовном кодексе в виде статей о наказании за преступление. Казалось бы достаточно текстов имеется, но явление преступления не исчезает. М. Булгаков уже в ХХ веке снова обращается к своеобразному исследованию этой темы.